— Тогда прабабка Каролина написала бы об этом прямо.
— Она же намекала на это, не так ли?
— Вот именно, одни намёки. А в таком случае указала бы на место, где искать алмаз. Нет, думаю, она и сама не знала, где он.
— Тем более!
— Что «тем более»?
— Может быть где угодно! Ведь Юстина могла его найти, а прабабка Клементина запрятать куда подальше… Или сама Юстина запрятала без участия Клементины, уже после её смерти.
— И родной внучке ни словом не обмолвилась?
— Судя по тому, что говорила бабушка Людвика, её матушка Каролина была малость того… ну как бы поточнее выразиться… в общем, от Каролины можно было всего ожидать. Нет, я уверена — или алмаз где-то в замке, или точные сведения о нем!
— И значит, одно из двух и намерен обнаружить в замке наш трудяга Хьюстон?
Вот так! И получается, что независимо от того, найдём ли мы алмаз или не найдём, удастся ли нам потом продать замок или не удастся и придётся платить французские налоги, все равно замка мы продать сейчас не имеем права! Потом до конца наших дней станем мучиться, упрекая себя, не сделали ли грандиозной глупости.
И я решилась наконец поделиться с сестрой соображением, которое уже долгое время не давало мне покоя.
— Вот смотри, Крыська, как получается. Обрати внимание на такой факт: в нашем роду из поколения в поколение бабы только и делают, что откалывают одну глупость за другой. А из-за чего? Из-за мужиков. Заметила? Просто какое-то проклятие над нами тяготеет. Или из-за мужчин, или ради них. Начиная с Арабеллы. Ведь она стибрила из храма Великий Алмаз главным образом для того, чтобы подложить свинью своему супругу. И возможно, ради того мужчины, которого любила. Пошли дальше. Клементина. Хотя насчёт Клементины мы не располагаем конкретными уликами, поэтому давай сразу перейдём к её наследнице Юстине. Ведь она только делала вид, будто ищет алмаз, а на самом деле в Англию поехала лишь ради прадеда нашего, Джека. Ведь об этом в её письме между строк яснее ясного читается. И наконец, мы с тобой…
Крыська даже подпрыгнула в своём кресле.
— А что, ты тоже? Ведь ничего не говорила. У тебя кто-то есть? Кто он?
Я вздохнула.
— Нечем хвастаться. Не тем же, что спятила! Ну ладно, ладно, успокойся, так и быть, скажу. Ты его знаешь. Павел Дарский.
— Езус-Мария! Так тебя тоже денежки привлекают?!
— Ну и дура! Ведь говорю же — спятила! Именно потому!
Ошарашенная Кристина немного подумала и сообразила, что к чему. Сама, ей не надо было разъяснять. Все-таки мы были одинаковы, наверное, не только внешне.
— Ну что ж, тебя можно понять, — признала она. — И если это серьёзно… А он что?
— Вроде бы тоже… Что-то насчёт свадьбы говорил. И даже о детях, но я ему рот заткнула.
— Как думаешь, не раздумает, пока мы тут торчим?
Встревоженно глянула я на сестру, но одного взгляда оказалось достаточно, чтобы успокоиться. Если я выгляжу так же — не раздумает. Нет, от такой прекрасной женщины ни один мужик не откажется, разве что она выкинет что-то из ряда вон выходящее. Я же до сих пор демонстрировала своему Павлику сплошные достоинства и никаких недостатков. Нет, он просто обязан сейчас тосковать по мне безгранично!
Кристина меж тем совсем пришла в себя и принялась рассуждать о моем будущем. Вернее, о нашем, они были взаимосвязаны.
— Ты права, я бы на твоём месте тоже чувствовала себя неуютно, имея дело с таким денежным мешком. В этом случае просто необходимо и самой иметь кое-что за душой. Так что другого выхода у нас нет — ищем алмаз! Большие надежды вселил в меня этот Хьюстон. Если и в самом деле наш алмаз такая потрясающая ценность, он даже твоего Павла проймёт. В сравнении с тобой он будет просто мусорщик! Хотя в наше время мусорщики — люди состоятельные… Ну тогда — безработный на пособии! И сразу бы сообразил, девушка любит его самого, а не его денежки. Впрочем, он ведь вроде парень неглупый, почему без алмаза этого не поймёт?
— Наверное, у него просто нет времени подумать как следует.
— А, ну разумеется, для этого ему понадобился бы отпуск на год. На два года! Ну да ладно, согласна, выбрала ты парня что надо, только не в моем вкусе. Я предпочитаю Анджея.
— Неужели ты, балда этакая, до сих пор не сообразила — какое счастье, что у нас разные вкусы по отношению к мужикам? — гневно обрушилась я на сестру. — Ты только на минуточку представь, что было бы, влюбись мы в одного и того же!!!
— Езус-Мария! — представила Крыська. — При одной мысли плохо делается. Вспомнила, как однажды твой бывшенький схватил меня в объятия, приняв за тебя. Ну, помнишь, я зашла к вам? И мне так противно стало, так противно… Извини, пожалуйста!
— Пожалуйста! — отмахнулась я. — Меня твой тоже раз облапил, точно такое же ощущение. Хотя теперь я думаю, что напрасно мы тогда не воспользовались нашим сходством. Я не о постели, совсем наоборот.
— Не поняла! — заинтересовалась Крыська. — Поясни.
— Я имею в виду всевозможные супружеские сцены, конфликты, претензии. Вот послушай. Я давно собиралась тебе рассказать, да все как-то случая не представлялось. Одна моя подруга, возможно, ты даже её знаешь, но это неважно, очень хотела высказать своему супругу все, что думает о нем. В спокойной обстановке, аргументированно, беспристрастно. Но не могла. При одном взгляде на паршивца все аргументы улетучивались из головы, так она его любила, и спокойно выложить претензии эта идиотка ну просто не могла. Если даже такие аргументы и приходили в голову, начинала заикаться, а потом плакать, так что нормального делового разговора просто не получалось. А вот будь у неё сестра-близняшка — другое дело. Лишённая эмоций, сестра выложила бы супругу как на блюдечке все претензии его благоверной, глядишь, совместно и нашли бы разрешение конфликта.
Кристина не согласилась со мной.
— Предположим, сестре удастся его убедить, — возразила она, — при условии, разумеется, что до него вообще доходят логические аргументы. А потом? Ты что, не знаешь, чем заканчиваются примирения любящих супругов?
— Прекрасно знаю, — огрызнулась я. — Подумаешь, в постель бы легла законная супруга, ожидающая в полной боевой готовности где-нибудь поблизости. Ведь для замены и секунды хватит.
— Ну, тогда согласна. Ты права, если любишь кого-то или, наоборот, ненавидишь, непременно проявятся эмоции, здравомыслие исключено, обязательно выкинешь какую-нибудь глупость. В таких случаях и впрямь пригодится замена. Хорошо, что ты сказала об этом. Не исключено, придётся воспользоваться.
— И мне тоже.
Вот к такому неожиданному соглашению пришли мы в тот памятный вечер, сидя на веранде нашего замка и попивая наше великолепное винцо. Время от времени поглядывали на освещённую лужайку, на непроницаемую черноту парка за ней, наслаждаясь ночной свежестью.
— А чем закончилось дело с твоей знакомой? — поинтересовалась сестра.
— В том-то и дело, плохо закончилось. Они разошлись, — грустно ответила я.
Кристина вдруг спохватилась.
— Какого черта мы занимаемся отвлечёнными проблемами, когда на повестке дня столько конкретных? Чем займёмся завтра? Как станем себя вести, если Хьюстон опять заявится? Откровенно скажем ему о принятом решении — дескать, распростись с надеждой купить замок, или станем водить его за нос?
Я и сама не знала, как поступить.
— Лучше бы по-честному, — не очень уверенно высказалась я. — Хотя, с другой стороны, может, ему доставляет удовольствие незаметно шарить по углам, когда мы копаемся в библиотеке? Пусть шарит, бог с ним.
— Тогда так, — решила Кристина. — Поставим вопрос ребром, честно и откровенно: продавать не будем, а помогать может, если пожелает. А я готова не знаю на что поспорить — пожелает! Превратиться мне в паука на этом месте!
Оглядев сестру с ног до головы, я заметила:
— Поскольку никаких признаков превращения пока не наблюдается…
* * *
Загадочный Хьюстон (фамилии его мы так и не узнали) разозлился как сто тысяч чертей. Он сделал все возможное, чтобы нас переубедить, выложил какие мог аргументы, кажется, алчно оценивал наши шеи — сможет ли каждую из нас задушить одной рукой, но Кристины в паука не превратил. И выразил желание помогать.
Ни словами сказать, ни пером описать того, сколько сил понадобилось мне для сокрытия от него листка бумаги, обнаруженного в старинном труде по астрономии. Хорошо ещё, бумажка не вылетела сама по себе, просто лежала тихо-мирно между страниц упомянутого труда. К тому же написана оказалась по-польски. И все равно, ни к чему пробуждать в Хьюстоне лишние подозрения.
Благодаря тому, что нам уже не приходилось тратить столько физических сил на работу в библиотеке, мы сразу продвинулись далеко, остались лишь два последних шкафа у самых дверей. Окончание мучений уже чётко просматривалось на горизонте. Теперь даже без помощи сильного мужчины мы смогли бы за один день покончить с просмотром книг и приступить к составлению каталога, при помощи которого без труда можно было бы найти любую книгу на любой полке любого шкафа. Это и означало упорядочение библиотеки. Теперь каждый дурак мог с закрытыми глазами найти то, что требовалось. А если учесть, что Кристинины ботанические записи по объёму составляли три толстенных тома, полагаю, завет прабабушки мы выполнили полностью.